Наивное искусство Буманца

Наивное искусство живописи, вероятно, древнее всех остальных направлений, поскольку начиналось с той первой линии, которую когда-то провёл творчески настроенный предок. Был ли это круг, символизирующий солнце, или овал, переросший в чьё-либо лицо, – неважно – главное, что именно так была предпринята попытка зримо очертить то, что видели глаза. А вот переполненность души яркостью жизни, её светлыми сторонами: криками птиц и цветеньем деревьев, смехом детей и шумом весеннего дождя – вылилась в палитру красок, которую художники наивного искусства даже не всегда стараются преподносить в каких-либо оттенках.


Локальный цвет, бьющий в глаза своей естественностью, выразительностью, – вот их характерный приём, свойственный и картинам Буманца. При этом нет аляповатости, несочетаемости, нарочитости цветов. Всё предельно гармонично и введено в рамки сопредельной цветовой гаммы.

Картины этого самобытного художника отличаются такой востребованной сегодня индивидуальной стилистикой, и, вероятно, сейчас подобная наивность в искусстве живописи и может позволить выйти за рамки предписанных канонов и ожиданий избалованной публики. Не получится у нас руководить детьми, которые хотят выразить своё видение мира, мы можем только поинтересоваться у них, что именно они изобразили, и почему дом на их картине меньше, чем стоящий рядом человек.


И с удивлением услышать то глубокое философское объяснение, которое в потребительском нашем обществе звучит почти кощунственно: дом можно потерять, а человек – невосполнимая потеря. В словах ребёнка – человек важнее дома, а, значит, больше. Так и картины художника Буманца возвышают человека над обыденностью, и его герои летают, попирая физическую невозможность отрыва от земли.


Всё мелко и несерьёзно, когда человек влюблён или он почувствовал себя важнее той суеты, что прикрепляет нас к поверхности мелкими, неизбывными проблемами. Конечно, летают у него не все герои, но большинство из них устремляет свой взгляд в небо, неестественно запрокинув большую голову с раскосыми глазами.


И Буманц щедро использует право наивной живописи деформировать то, что поможет донести свою идею, свою глубокую мысль. Что заставит зрителя задаться вопросом: на что направлен взгляд героя? Что видит он такого, чего не вижу я и когда последний раз я открыто и не торопясь смотрел на звёзды?


Невероятные очертания приобретают деревья, горы, животные. Теряют привычные границы дома, в озере отражается не то, что мы видим на картине, небо не простое ничто, а явно состоит из видимых осколков, но именно так видит автор окружающее нас.


Буманц хочет вернуть нас к истокам, к тому времени, когда ничто не туманило душу, когда ничто не искажало взгляд на мир, когда ничто не тяготело над неиспорченной, искренней душой. Такая живопись помогает дольше оставаться ребёнком, а значит, дольше жить светлой и простой жизнью восприимчивого к любви и радости человека.